|
СПАСРАБОТЫ – 1961 и 1969
годы
Фред
Туник,
инженер, МС СССР с 1964
(живет в США уже 20 лет)
Много их было, но два эпизода оставили самые острые
воспоминания…
Первый –
пустяковейшая по всем параметрам спасаловка, но я в ней играл
самую важную роль – пострадавшего. В 1961 г. после траверса
Домбая в двойке я умудрился провалиться в последнюю на
Домбайском леднике закрытую трещину в её самом глубоком месте в
каких-то 200 м от начала тропы на бараньих лбах. С обвязкой на
поясе я пролетел до дна, почти на всю веревку, протащив по
леднику своего напарника и завис сложенный пополам (ногами и
головой вниз, ягодицами вверх) под 1-2-х метровым слоем
снежно-ледовых обломков моста. Только через пару часов мой
напарник Изя Литвак смог спуститься ко мне, откопать голову и
плечи и побежать вниз за помощью.
Ещё через час-другой, встреченная им группа из 4-х
разрядников, шедших на свою первую тройку, уже спустилась ко
мне. Лежа вниз головой, в узкой яме в трещине и сменяясь каждые
15 минут, они постепенно выковыряли меня из ледяной могилы.
Последний акт – оторвать мои ступни, примерзшие к уже
разрезанным, но вмерзшим в лед отриконеным ботинкам –
потребовало немало усилий. По моей просьбе они даже писали мне в
ботинки. Не помню уж как, но часов через 8-10 после падения я
очнулся на леднике в палатке и с блаженным чувством безопасности
слушал, как мои спасатели покрикивали на стыдливую Зинку,
сдиравшую с меня мокрую одежду и запихивавшую меня в сухой
спальник: «Ну что ты отворачиваешься, дура, растирай ноги
покрепче».
А потом прибежали из лагеря ассы - Боб Кораблин и
Юра Беляев, побив все рекорды подъема от Домбайской Поляны до
языка ледника. Упаковывая меня в акью, они устало спорили: «Ну,
ты меня загнал!». Я навечно благодарен им всем, и разрядникам,
чьих имен, кроме Зинки, я так и не запомнил, и Кораблину -
Беляеву, и доктору, и всем, кто нес меня много часов.
Другой эпизод – в
противоположность первому – уникальная во многих отношениях
спасаловка (шестерочная стена от 5000 до 6300 м, всего 8
спасателей и 3 раненых, никакого спецснаряжения кроме акьи, 3
дня на всё). И моя роль в этот раз была, слава Богу, много
скромнее чем в первом эпизоде. Пострадавшие – группа
многократных чемпионов СССР Гурия Чуновкина, заканчивавших в
1969 г. очередную рекордную стену на ЮЗ Памире (п. Энгельса,
6500 м с Ю). Золотые медали были уже почти в кармане (чуть ли не
последняя веревка стены перед вершинным склоном, после 8-9 дней
на отвесе), когда камень с полкирпича упал с неба прямо на
ягодицу капитана, разбив вдребезги и ягодицу и надежды на
медали. Более того, рикошетом от Гурия камень чиркнул, стоявшего
метром ниже Лёничку Бакурского сломав ему ключицу. С двумя
раненными из восьми, причем Гурий - тяжело, не могло быть и речи
о подъеме или спуске пострадавших своими силами. Спасотряда у
команды не было – только наблюдатели, но в том же ущелье
находился наш сбор. В момент аварии наша группа уже шла на тот
же пик Энгельса по Кустовскому, первую для всех нас шестерку.
Нас пятеро: Адик Грачев, Алик Гутман, Исак Гилютин и Саша
Соколов - он самый младший по возрасту и разряду (лишь несколько
дней назад он сделал свою первую 5б). Я старший по чину и
возрасту, и на мне руководство группой. Мы встали на ночевку под
стеной невдалеке от начала обоих маршрутов. Вечер прошел в
радиопереговорах, без сна. Получив с нашего сбора акью и
подкрепление в лице опытного и сильного мастера Саши Смирнова, а
также двух ассов из Ростовской команды (соперников команды Гурия
за Чемпионские медали) с их богатым арсеналом снаряжения, мы
повернули ночью на маршрут Чуновкина. Мы, имея смутное
представление куда идти и явно недостаточную квалификацию для
такой стены: всего восемь человек и только два мастера спорта.
Нас должны были подпирать 15-20 человек вспомогателей из нашего
и ростовского сборов. По совету команды Гурия мы пошли на
100-200 м левее их пути – не так круто, но открыто камнепаду.
Нижнюю часть стены начала обрабатывать ростовская связка Толи
Задорожного, но без акклиматизации (только что поднялись с
равнины) работать выше 5000-5200 м они не смогли. Не
представляю, сколько дней шли бы мы эту стену, если б не
мастерство и безумная отвага Адика Грачева и Саши Соколова. Адик
- один из лучших скалолазов страны (он легко мог ставить на
стене ногу выше головы), без остановки, как в трансе пролезал
очередные 50-55 м (у нас были 60-метровые веревки), забивал
сразу несколько крючьев и обессиленный зависал в забытье до
подхода следующей связки с новой веревкой и крючьями. После
2-3-х веревок он позволял Саше Соколову сменить его. Двадцать
часов продолжалась эта гонка по более чем километровой стене.
Уже в сумерках, подойдя в очередной раз к заснувшему
в измождении Адику, без очередной новой веревки, в ответ на моё:
«Погоди, веревки кончились», я услышал его хриплое - «Всё,
пришли». Над нами был крутой снежный склон, метров 60-80, и
снова стена, но у подножия её стоял Боб Васильев из команды
Чуновкина и показывал мне на палатку на снежной полке,
поставленную ими для нас. Веревок до палатки ни у нас, ни у Боба
уже не было, но это никого не остановило. Наутро мы с Сашей
Смирновым, взяв по половинке акьи, уже карабкались по перилам к
раненым. Остальные начали организовывать перила для спуска
раненых от подножия перил Боба Васильева. Наверху нас ждал
сюрприз. Ночью, во время связи, шальной камень достал-таки
палатку Гурия и угодил в каску Коли Романенко в тот самый
момент, когда он поспешно одевал ее, услышав по свисту что это к
ним гость. Колина кисть руки и каска вдребезги, но голова цела.
Нас двое, да пятеро целых ещё чуновкинцев (Боб Васильев, Витя
Солонников, Жора Корепанов, Дима Антоновский и Юра Комаров), три
веревки, помимо перил, и дюжина крючьев – не густо чтобы
спустить на 80 м акью с тяжело раненым и двух ходячих одноруких
инвалидов. К тому же чуновкинцы, классные альпинисты и
скалолазы, не работали в лагерях и практически незнакомы с
техникой спуска акьи по стене. Из них только опытный инструктор
Лёня Бакурский знает это в совершенстве. Но с перебитой ключицей
он может лишь объяснять, но не работать.
Несколько часов ушло, чтобы организовать спуск,
маятник и перестежку на крохотных площадках, где и втроём-то
тесно, над километровой стеной. Раз, переходя с одной площадки
на другую, я застрял на 2-х метровой стеночке. Вибрамы мои
беспомощно скользили по невесть откуда взявшемуся натечному
льду, прусик намертво затянулся, и ни кусочка репшнура чтоб
сделать другой прусик или стремя. Акья с Гурием уже висит. Все
заняты страховкой, узлами, тормозами. Мою отчаянную ситуацию
заметил Коля Романенко, сам занятый чьей-то страховкой.
Джентльмен в абсолютно любой ситуации, Коля вежливо спросил
можно ли мне помочь и, не дожидаясь ответа, зубами и раненой
рукой (здоровая была занята) выковырял откуда-то 2-х ступенчатую
лесенку, повесил на свою ногу и держал её, пока я не выполз к
нему. Самую тяжелую, а на этой стене и самую опасную работу,
сопровождать акаю с Гурием вызвался неизменно безотказный Юра
Комаров. Один он знает, что стоило ему удерживать много долгих
часов хлипкую акью с мечущимся в ней от боли и сознания своей
полной беспомощности Гурием. И прикрывать его своим телом от
свистящих рядом камней. И удержать акью, не перевернув, когда
маятник сорвался, выдрав 2 крюка. Лишь к темноте акья с Гурием
была на снегу на 6200-6300, откуда начинались перила 1,5 км
вниз. Лёня и Коля спускались почти самостоятельно, но в тесном
соседстве с кем-либо здоровым, чтобы помочь на перестежках. На
подъёме нам повезло: был холодный день и камней падало немного.
А день спуска с верхней стены был теплый и камнями перебило
немало перильных веревок, да и в пустую палатку под верхней
стеной набросало с дюжину булыжников. В день спуска по стене
снова похолодало, что, наверно, избавило нас от новых аварий.
Дальнейший спуск был столь же стремительным, как и подъём. К
вечеру третьего дня спасработ Гурий уже был на тропе. И мы с
досадой смотрели, как вертолет из Душанбе сбрасывает уже не
нужные нам тяжелые катушки с тросовым спусковым снаряжением под
самую стену, выше нас, черт возьми. Смех смехом, но потом нам
пришлось подниматься за этим железом, и тут уж добровольцев не
было. Все ссылались на усталость и геморрой. Но устали все, а
чей геморрой заслуживал большей милости решал визуальным
осмотром наш командор Дмитрий Хейсин. Мне не повезло, но это уже
другая история мало подходящая для книги.
|